Саша трудился в бешеном темпе, понимая, что времени у него катастрофически мало. Немцы сейчас опомнятся и шарахнут по нему со всех стволов. Иллюзий он не питал. На бронепоезде пушки больше, они мощнее, и команда многочисленная — человек сто наверняка. Сколько их на самом деле, он не знал — не сталкивался никогда с бронепоездами, видел лишь в кино да в музее Российской армии в Москве. Но там он не произвёл на Сашу должного впечатления.
Саша заглянул в смотровую щель. Бронированный паровоз был окутан паром, с шипением и свистом выходившим из пробоин. Один броневагон явно горел. Открытого пламени Саша не видел, но дым валил из всех щелей. Повреждений на других вагонах он не заметил. Как же так? Он выпустил пять снарядов, а повреждён только паровоз и один вагон. В том, что Саша не мог промахнуться, он был уверен. Или бронебойный снаряд пробил броню и не вызвал пожара?
Немцы пришли в себя и открыли по танку огонь. Но что было странно — стреляли они из пулемётов и зенитных малокалиберных пушек «Эрликон». Пули били по броне, с визгом рикошетировали, а пушки бронепоезда молчали. И только тут до Саши дошло: он же стоит в сотне метров от бронепоезда, сами рельсы возвышаются на щебёночной насыпи — танк в мёртвой зоне! В отличие от пулемётов и зениток, имеющих большие углы обстрела, пушки в башнях по своей конструкции не могут иметь отрицательного угла прицеливания. Даже если немецкие артиллеристы опустят до упора стволы, снаряды пройдут выше.
От осознания своей малоуязвимости Саша возликовал. Бронепоезд рядом, а сделать с ним ничего не может! Пулемёты же ему не угроза.
Саша выключил задний ход и зигзагом приблизился к поезду ещё, остановившись у передней платформы, где расположились зенитчики. Загнал снаряд в ствол, довернул башню. Зенитчики в панике стали прыгать с платформы, и Саша с наслаждением влепил снаряд в зенитную установку.
Осколки снаряда и части разбитой зенитки застучали по броне танка. Опять снаряд в ствол и выстрел в торец броневагона. По логике, там броня должна быть тоньше.
Пробив броню стенки, снаряд с грохотом взорвался внутри.
Когда Саша только подъезжал к бронепоезду, он его боялся. Несравнимые категории по мощи огня и весу, а вот — получается же.
У Александра защипало в носу, начали слезиться глаза — в танке остро пахло сгоревшим порохом от стреляных гильз. «А как же танкисты ведут бой? — попытался представить себе Саша. — Ведь тут — как в газовой камере, задохнуться можно. Наверняка где-то стоит вытяжной вентилятор. Но как его включить?»
Саша продвинул танк вперёд, собираясь по порядку расстрелять все вагоны, окончательно уничтожив бронепоезд. И только собрался пересесть из кресла водителя в кресло наводчика в башне, как в танк сильно ударило — до звона в ушах. И неожиданно стало светло.
Саша повернул голову. Правый боковой люк башни был сорван, там зияла квадратная дыра. Если бы он успел пересесть в башню, был бы убит. Времени разбираться не было. Двигатель работал, и Саша дал газ, помчавшись вдоль состава.
Справа послышался выстрел пушки, и по башне раздался несильный удар. «Всерьёз взялись за меня немцы! Значит, боятся!!» — подумал Саша. Его это даже обрадовало. Во-первых, признают в нём врага. Во-вторых, чем больше он уничтожит вражеской техники и живой силы, тем быстрее придёт Победа, тем легче будет на фронте нашим. А по большому счёту он не отсиживаться в немецкий тыл забрался.
Лес приближался, слева промелькнула последняя платформа бронепоезда с зениткой, но немцев на ней не было.
Деревья были уже близко, когда танк получил ещё один удар справа. Однако ход не потерял и въехал в лес.
Проехав ещё немного, Саша круто развернул боевую машину, вломился в гущу леса и, валя деревья, снова поехал к опушке. Ему было интересно — кто это его подловил? А главное — очень хотелось отомстить. Ведь полностью уничтожить бронепоезд ему не удалось.
Впереди посветлело, показались крайние деревья.
Остановив танк, Саша выбрался на броню и, прячась за деревьями, подошёл к опушке. Вот он, гадёныш!
На перекрёстке стоял такой же T-IV, как и у него. Видно, немцы связались с танкистами по рации, и ему ударили в правый борт.
Чего ещё у немцев не отнять — так это прекрасную связь. Рации стояли на всех танках и самолётах, были во всех ротах, не говоря уже о батальонах или полках. И даже ротный командир мог связаться с лётчиками и вызвать на помощь бомбардировщики, если наталкивался на позиции пушек или крепкую оборону.
В Красной Армии же даже командирские машины рации имели далеко не всегда, да и качество их было низким. Зачастую кроме треска и помех ничего нельзя было услышать.
Саша вернулся к танку и внимательно осмотрел его. На башне — большая выщербина от снаряда, проломлен и сорван боковой люк, разбит один из ходовых катков по правому борту. Повреждения серьёзные, но какое-то время танк двигаться может. Подловил его немец, ударил в борт. А спасло то, что дистанция была велика — практически предельная для 75-миллиметровой пушки T-IV. Был бы второй член экипажа — насколько было бы проще!
А если выехать на опушку — едва-едва, только чтобы башню повернуть можно было, перебраться на место наводчика и пальнуть пару раз? И сразу — по газам и назад, в лес? Может, получится? Не будет же вражеский наводчик постоянно смотреть в прицел?
Саша забрался в танк, зарядил пушку, чтобы выиграть драгоценные секунды. Потом спустился в отделение управления, дал газ и выехал на опушку леса. Корпус танка выдвинулся за деревья едва-едва, только передним ведущим катком.