Те бойцы, кому достались автоматы, сразу стали их осваивать: откидывать приклады, отсоединять магазины. Кому же это оружие не досталось, вздыхали завистливо.
— Убивайте их завтра, стреляйте точно, чтобы наповал — и у вас такие же трофеем будут, — обнадёжил их Саша. Он посмотрел на часы — стрелки едва различались в темноте. Ого, уже час ночи.
— Так, рано обрадовались. Фамилия, — он ткнул пальцем в грудь ближайшего бойца.
— Рядовой Митюшов.
— Заступаешь на пост. И чтобы не спал, наблюдая за местностью.
— Чего за ней наблюдать, немец спит, — пробубнил кто-то сзади.
— Немцы могут выслать штурмовую группу. В два счёта вас, сонных, вырежут.
Саша вернулся в окоп по соседству с Федотовым. Тот сидел в своей излюбленной позе на бруствере, свесив ноги в окоп, и, запрокинув голову, пил из фляжки.
— Хочешь хлебнуть? — он протянул фляжку Саше.
— Вода?
— С немца фляжку снял, а в ней — настойка какая-то.
— Хлебну немного.
Саша сделал три глотка.
Хорош коньячок. Вкус приятный, аромат просто изысканный. Не иначе — трофейный, из Франции.
— Отменный коньяк, — похвалил Саша.
— Так это коньяк? Слыхать — слыхал, да не пробовал никогда. Думал — водка, на травах настоянная.
— У немцев вместо водки шнапс. По вкусу — как разбавленный самогон. Ты скажи лучше, где твой второй номер?
— Убило его, ещё неделю назад. Мы в колонне шли, истребитель немецкий налетел, бомбу сбросил. Веришь, рядом с колонной бомба взорвалась, а убило его одного.
— Бывает, — философски заметил Саша. — А ты откуда призван?
— Из Перми.
— Далековато.
— Давай-ка спать, взводный. Чую я, завтра день тяжёлый будет.
— И то правда.
Саша улёгся на дно своего окопа. Полностью вытянуть ноги не удавалось — коротковат окопчик, но уснул быстро. Он ещё на срочной службе в армии привык: есть свободные минуты — спи, служба быстрее пройдёт.
Утром бойцы успели сбегать к Днепру умыться, а потом пришли подносчики с полевой кухни с термосами.
Завтрак был скромный: ржаной хлеб, селёдка с пшённой кашей и чай. В каше было больше мусора, чем пшена.
— Эх, сюда бы маслица — в кашу-то, совсем другой вкус был бы!
— Ага, ещё и пшено перебрать — одни остяки.
Однако после завтрака — даже скудного — желудок перестал сосать и просить еды. Очевидно, немцы тоже позавтракали, поскольку вдалеке, на другом конце поля заурчали моторы.
— К бою! — отдал команду Саша.
Справа от них, за перелеском, уже разгоралась стрельба. Немцы пытались прорвать оборону полка на другом участке тоже. А дальше — по излюбленному ими сценарию. Прорвав на слабом участке оборону, они бросали туда подкрепление, расширяли прорыв и растекались по тылам, добивая разрозненные подразделения.
Из-за небольшого холма показался немецкий танк — средний T-III, за ним — ещё один. За танками бежала пехота.
— Стрелять по пехоте по моей команде! — передал Саша по цепи.
Оба танка распределились по фронту, стреляя из пушек с коротких остановок.
Танк — техника более грозная, чем бронетранспортёр. У него толще броня, мощнее вооружение. И поскольку гранат и бутылок с зажигательной смесью во взводе не было, вся надежда была только на Федотова.
Немцы приближались, постреливая из автоматов. Вот уже различимы лица под стальными шлемами. Танки шли медленно, чтобы пехота не отставала.
Резкий выстрел из ПТР прозвучал неожиданно. С левого танка слетела гусеница, его слегка развернуло, и стал виден борт.
— Федотов, бей в борт! — закричал Саша.
Но Федотов и без Сашиной команды уже поймал подставленный борт в прицел. Выстрел! Было заметно, как пуля ударила в броню башни, высекла искры и срикошетировала.
— Не берёт ружьё этого гада! — в отчаянье закричал Федотов.
Конечно, ведь башня — её боковая часть — стояла под острым углом к бронебойщику.
— Бей по мотору, авось загорится! — крикнул ему Саша.
Но не успел бронебойщик сделать выстрел, как прямо перед бруствером его окопа взорвался снаряд. Это его засекли из второго танка. Немецкий танкист остановился, не решаясь идти дальше, и издалека — из пушки — расстреливал позиции взвода.
А пехота меж тем двигалась вперёд.
— Огонь! — скомандовал Саша.
Нестройно захлопали выстрелы винтовок. Один немец упал, другой, но немецкая цепь неумолимо приближалась.
Саша поставил сошки пулемёта на бруствер. Передёрнул затвор. Прижав приклад к щеке, прицелился и дал длинную — в треть ленты — очередь по наступающим.
Пулемётный огонь оказался для немцев неожиданным. В середине цепи появилась прореха, там уже корчились от боли раненые и лежали убитые.
Саша перенёс огонь с центра на фланги цепи. Не выдержав плотного пулемётного огня, немцы залегли. Да чего ж там Федотов медлит?
— Эй, Федотов, ты жив?
Тишина в ответ.
Немцы осмелели и вновь поднялись в атаку. Их подгонял какой-то офицер, размахивающий пистолетом.
Саша тщательно прицелился, дал очередь. Выпустив последние патроны, оставшиеся в ленте, пулемёт смолк. Саша опустился на дно окопа, стащив туда пулемёт. Надо было ставить вторую, последнюю ленту.
В этот миг рядом с его окопом взорвался снаряд, оглушив Александра и накрыв его облаком сгоревшего тола. Видно, и его огневую точку засекли танкисты. Отсюда стрелять больше было нельзя. Ведь учили же в спецназе: дал очередь-другую — перекатись, смени место. А он целую ленту из одного окопа расстрелял. Ах, Саша, Саша! Забывать стал воинскую науку.
Улучив момент, когда стрельба немного стихла, он подхватил пулемёт и переполз в окоп Федотова. Одного взгляда хватило, чтобы понять — бронебойщик мёртв. Его широко раскрытые глаза смотрели в небо, голова была залита кровью, а мёртвая рука сжимала патрон. Жаль мужика, он был единственным серьёзным бойцом во взводе, кто мог дать дельный совет, своими редкими, но точными выстрелами сдерживать немцев.